П. Ф. Миролюбов

8 августа 1969 года в Хельсинки умер Сергей Борисов, а на днях, 12 ноября (1972) в фабричном местечке Войкка скончался Микко Муртамо, бывш. Михаил Дмитриев. Мне хочется поделиться с читателем моими воспоминаниями об этих двух интересных дарованиях.

(Этот рассказ написан в 1972 г. и посвящен памяти двух наших соотечественников, уроженцев нашего города).

В ТЕРИЙОКАХ был церковный хор, довольно большой и неплохой. Руководил им мой отец, Федор Васильевич Миролюбов. Вспоминается мне то время, когда, будучи еще мальчиком, дошкольного и школьного возраста, в период 1923-1930 гг., я был увлечен хоровым пением, как церковным, так и светским. В то время у нас в Терийоках устраивали светские и духовные хоровые концерты, давались вечера. Приезжали и ставили пьесы драматические кружки из Райвола и Келломяки. Сергей Тихоноич Путилин поставил в Райвола две оперы - "Руслан и Людмила" и "Русалка". Жизнь русской колонии кипела.

В нашем доме часто упоминалось имя Миши Дмитриева. Говорили: "Вот жаль, что Миши нет", или - "обидно, что Миша опять не пришел на спевку". И вот как-то он заявился и неожиданно пришел на хоры, и тут "пошла сразу музыка не та", хор почувствовал силу, сразу появилась уверенность и блеск.

Миша обладал так называемым "бархатным басом", с большим диапазоном, с итальянской широтой звука. Голос, красиво выделяясь, сливался с хором и давал ему мощность и красоту. Он пел громко, но не кричал на верхних нотах, а воспевал их.

Жизнь его сложилась, можно сказать, неудачно. В начале, как будто, повезло. Единственный сын, "баловень природы", красавец, высокого роста "молодец", он подавал надежды и большие. Родители отправили его в столицу учиться музыке, он был принят в консерваторию, где занимался и по классу пения, и по классу рояля. Поступил в оперный хор. Имея очень привлекательную наружность и мягкий характер, он стал, к сожалению, манкировать замятиями. И родители отозвали его восвояси - так он и недоучился.

Вернувшись домой, в Терийоки, он не получил подходящей для себя работы и был вынужден стать ресторанным музыкантом. Ресторанов в Терийоках было немного, да и те работали, за малым исключением, не круглый год. Время было трудное, и он устроился продавцом в железную лавку, а вечерами поигрывал в ресторанах.

Обладая очень отзывчивым характером, он со всеми жил в мире, и с финнами, и с русскими. В то время он, очевидно, переменил фамилию Дмитриев на Муртамо. Участвуя и выступая в финских хорах, любительских .спектаклях, он также не порывал связи и с русской колонией. В то время в Терийоках треть населения составляли русские. Он разделял горе и радости тех и других, старался со всеми ладить, был любим и теми, и другими. К тому же он был хороший спортсмен-футболист. Во время войны он очень много помогал советским пленным, стараясь облегчить их участь.

Помню, как сейчас, что он очень боялся высоких нот. В известном песнопении "Покаяния" Веделя имеется басовое соло "Множества" и "Окаянный трепещу". Так вот, это место он всегда брал октавой ниже. Как-то раз я уговорил его взять вверх, он расхрабрился и действительно, результат был поразительный. Вся церковь наполнилась силой и красотой его баса. Голос его лился, так внушительно звучал полнотой металла, как колокол, что подобного такого второго звучания мне больше не приходилось слышать.

Из сольных вещей остались в моей памяти "Ныне отпущаеши" Стромина, которое он спел в Хельсинки на концерте Карельского хора в 1966 году. Это была моя последняя встреча с Мишей. В день смерти Миша утром пропел все свои любимые вещи - вечером его не стало.

* * *

С ним в том же церковном хоре пел Сергей Борисов. Он был моложе Миши (род. в 1911 г.), но пришел в хор еще при моем отце (Ф. В. Миролюбов умер в 1932 г.) и был весьма робок в пении. Раз я полюбопытствовал у отца, почему Сергей едва рот раскрывал и пел весьма неуверенно. Отец объяснил, что оy "прислушивается". Я тогда не понимал, почему надо в хоре прислушиваться, а не петь. Спустя некоторое время Сережа уехал в Выборг на заработки. Вопрос работы был очень труден в то время. В Выборге он стал учиться пению у Шкловской, известной учительницы пения, она ставила многим голоса. Вернулся ом в Терийоки уже певцом-любителем. У него открылся голос-прекрасный бас.

При мне - в период 1935-39 гг. он был активным певцом как церковного хора, так и светской музыки. Он часто выступал солистом на вечерах и вечеринках. Пел он также и ответственные сольные партии в церковном репертуаре. Особенно силен он был в русской песне. Помню один случай: праздновали свадьбу в школьном помещении; после официальных чае-кофепития к концу пиршества кто-то уговорил Сергея спеть, и он спел без аккомпанемента, как Шаляпин, русскую тесню "Вот мчится тройка почтовая". Песня эта, весьма знакомая, забытая, вдруг заново родилась. Голос Сергея все крепчал и звучал во всех диапазонам. Мороз по коже пробирал, настолько это пение было вдохновенно и сильно... Мне приходилось часто слышать эту знаменитую любимую песню, но никогда я не переживал ничего подобного. Этот момент подобен открытию таланта...

Сережа принимал деятельное участие в работе русской колонии, участвуя и украшая вечера и концерты пением. В 1937 г. в Терийоках на Пушкинском вечере он пел арию Руслана из оперы "Руслан и Людмила". У Сергея в голосе и манере петь было что-то Шаляпинское, правда, техникой он не обладал и должного музыкального образования не получил, но у него было, по-моему, большое самобытное дарование - голос - русский сочный выразительный бас.

Жизнь его, как и многих русских в Финляндии, сложилась неудачно. Работая где придется и что придется, он все же не унывал. Вспоминается его обворожительная улыбка, его увлечение футболом и танцами. Никто как от не умел танцевать вальс (кроме его брата Мути) - русский быстрый вальс. Помню, как скользили Сережа и Мутя в вихре вальса.

Перенеся войну и получив ранение, Сережа продолжал петь в хорах: "Русский хор" и "Хор В. И. Крутова". Но здоровье постепенно сдавало, и к концу своих дней он уже не пел нигде. Злой недуг - рак - прогрессировал, и ему стало известно, что дни его сочтены. Тут замечательна удивительная покорность судьбе. Сережа незадолго до смерти обошел своих товарищей по работе и простился с ними навек!

Вот так прошли мимо нас два одаренных певца. Жизнь идет и прошедшее забывается. Может быть, эти строки кому-нибудь напомнят те годы и тех двух терийококих русских басов, которые жили среди нас и пели для нас!

(Печатается с небольшими сокращениями).

"Зеленогорский Вестник", № 41 (43), ноябрь 1991

Последние комментарии: